THE SOCIAL INSTITUTION OF MEDICINE. PART I

Full Text

Теория и методология В условиях социоструктурных изменений, происходящих в России в настоящий момент, ключевым фактором эффективного функционирования общества выступает устойчивость системы социальных взаимосвязей и взаимодействий в рамках основных сфер деятельности человека или, говоря языком экономистов, устойчивость институциональной среды [1, p. 6]. При этом преобразования социального пространства наиболее ярко проявляются на уровне социальных институтов и конкретной личности, обусловливая динамичное изменение норм, ценностей, правил, социальных ролей и систем взаимодействия. Стабильность функционирования основных социальных институтов в изменяющихся условиях зависит от возможностей их адаптации к динамике преобразований и обеспечения удовлетворения релевантных потребностей общества. Для понимания перспектив развития общества и его отдельных структур на конкретном этапе его становления и в рамках определенного социального пространства необходимым представляется обращение к институциональной теории. Анализ социологических работ в русле институциональной теории позволил выделить три основных этапа в процессе ее эволюционного развития и становления: I этап - «классический» институционализм (середина XIX - начало XX века) изначально формируется на базе философии позитивистского подхода к анализу социальных процессов О. Конта и интегрирует отдельные элементы юриспруденции. О. Конт, отталкиваясь от признания приоритетными для функционирования социума системы взаимосвязей между основными социальными структурами/институтами (семьей, государством, религией), различает природу отношений на уровне семьи и государства [2], что в дальнейшем получило развитие в трудах Ф. Тенниса и Э. Дюркгейма. Г. Спенсер в продолжение основных положений О. Конта об институциональном развитии общества делает акцент на взаимодействии регулятивной, распределительной и производственной сферы общественной системы как социального организма [3], которое реализуется в рамках особых форм социальной организации: родства (семья, брак), экономических структур (распределение) и управляющих институтов (государство, политика, религия). Тем не менее, несмотря на содержательную идентичность теоретических наработок понятию «социальный институт», это определение в работах Г. Спенсера не используется [3-5]. Впервые термин «социальный институт» применяет для описания эволюционных процессов в обществе (смены общественно-экономических формаций) К. Маркс [6, с. 263]. Ключевая роль труда как совокупности производительных сил и производственных отношений в теории К. Маркса определяет базис и надстройки (социальные институты), которые обусловливают формы общественного сознания: «не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» [7, с. 7]. Определяющим для развития институциональной теории явились представления К. Маркса о классовых конфликтах (антагонизме классов [7, с. 6-7]) и их роли для развития (изменения) общественных отношений [8, с. 427]. В дальнейшем идея социального конфликта и роли личности для развития общества К. Маркса получила развитие (через критическое осмысление) в русле неомарксизма франкфуртской научной школы (М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, Ю. Хабермас, Р. Дарендорф и др.). Парадигма К. Маркса о роли социальных отношений для развития общества оказала влияние на представления о функциональных основах социальных систем Ф. Тенниса [9], Э. Дюркгейма [10-12], Т. Веблена [13, 14]. В работах Ф. Тенниса противопоставляются два понятия: общность (gemeinschaftliche) или общинные связи, которые он идентифицировал с традиционными социальными и родственными привязанностями, и общество как общественные отношения (gesellschaftliche), основанные на рациональной потребности в обмене благами, но и общность и общество являются составляющими общей социальной системы [9]. Близкими к научной позиции Ф. Тенниса были представления об обществе Э. Дюркгейма, который также выделял два вида взаимосвязей в обществе: на основе механической (вынужденной) и органической солидарности (потребности в обмене ресурсами). При этом развитие общества происходит на основе коллективных представлений о сущности социальной деятельности и признания приоритета социальных потребностей над индивидуальными, а социальные институты, как важнейшее средство самореализации индивида, обеспечивают функциональность социальной системы в целом [11]. Наряду с этим одним из факторов стабильности социального института выступает формирование системы стандартных, повторяющихся моделей взаимодействия в рамках самого института и на уровне поддержания связей между институтами - своего рода, по выражению Э. Дюркгейма, «коллективная привычка» [12] - и эта система укрепившихся стандартов взаимосвязана и взаимообусловлена системой релевантных ролевых отношений. Значительный вклад в развитие институциональной теории внесли труды Т. Веблена, отдающего приоритет в становлении системы социальных институтов социально-психологическим основам человеческой деятельности и социальных взаимосвязей, которые и определяют эволюционные стратегии развития социальной структуры общества. По его определению, «социальные институты не только сами есть результат процесса отбора и приспособления, формирующего преобладающие или господствующие типы отношений и духовную позицию, они в то же время являются особыми способами существования общества, которые образуют особую систему общественных отношений, а следовательно, выступают действенным фактором отбора» [14, с. 200]. Заметим, что положения Т. Веблена о роли социальных институтов в рекурсивности социальных статусов и ролей «праздного класса» во многом корреспондируют с современной ситуацией. В представлениях американского социолога Л. Уорда, социальный институт является продуктом социально-психических усилий социума, направляемых определенными мотивами [15, с. 123]. Согласно его концепции, человек выступает субъектом прогресса и ведущим средством его эволюционной активности является просвещение: чем выше уровень образования индивидов, тем более совершенной будет система социальных институтов. При этом он подчеркивал, что жизнедеятельность человека, социальной группы, социального института обусловливается противоборством двух начал: природных законов (генезиса) и социальных свобод, норм, правил (телезиса). Таким образом, можно заметить, что дуалистическое понимание механизмов развития общества Л. Уорда имеет содержательные пересечения с представлениями Ф. Тенниса и Э. Дюркгейма. Значимость личности для эволюции институциональных структур также раскрывается в работах М. Вебера, который подчеркивал, что именно целерациональные соображения отдельных индивидов в отношении того или иного социального института определяют специфику их поведения и развития. Хотя исследователи наследия М. Вебера выделяют в его работах дивергентные и конвергентные идеи определения границ социальных моделей (культур и порядков) развития общества [16], на наш взгляд, ведущей идеей выступает роль социальных институтов (рациональных установок, норм, правил, санкционного аппарата) для отдельных индивидов [17, с. 214] в веберовском понимании рациональной личности и жизненных смыслов [18, с. 132] и общества в целом. На взгляд русско-американского социолога П.А. Сорокина, социальные институты выступают двухуровневыми механизмами селективного отбора: более широкие институты (семья, школа, церковь) выступают системой предварительной проверки общих социальных функций и определения отнесения к возможной социальной страте на основе имеющихся у индивида качеств [19, с. 419], а специализированные социальные институты (политика, профессиональное образование) позволяют определить специальные способности человека, позволяющие ему включиться в конкретное профессиональное сообщество [19]. Так, П.А. Сорокин отмечал, что «само существование профессионального разделения труда является мощным селекционирующим средством» [19, с. 420]. Таким образом, в рамках «классического» институционализма социальные институты рассматриваются через призму функционального подхода и их развитие, преимущественно, связывается с дуалистической системой социальных взаимодействий в обществе, определяемой рациональными потребностями человека. II этап - «неокласиическая» институциональная теория (30-е - 70-е годы XX века) формируется как ответ экономическим преобразованиям и связывается прежде всего с трудами американских социологов. Общие социально-экономические настроения в указанный период связаны с процессом выхода Америки из затяжной «Великой депрессии», трагедией Второй мировой войны, нарастанием потребительских тенденций в обществе и началом глобализации [20]. Период начала 30-х годов XX века, характеризующийся, с одной стороны, экономическим кризисом (и перемещением больших миграционных потоков) в Европе и США, с другой стороны - ростом национально-милитаристических движений, связывается с появлением ряда научных теорий в русле социологии, психологии, философии, направленных на поиск объяснения противостояния человека и государства (социального контроля общества). Одновременно возникает революционная кейнсианская экономическая теория, основным положением которой выступает необходимость вмешательства государства в экономические процессы, и на этой экономической базе формируется новая институциональная теория. В русле «большой» социологии в этот период идет активное наращивание методологической базы (в первую очередь связанное с деятельностью представителей Чикагской и Франкфуртской научных школ) и числа эмпирических исследований, посвященных изучению особенностей социального поведения, вопросам взаимодействия и взаимоотношений. В этот период институциональная теория ориентирована преимущественно на изучение больших социальных групп, социальных коллективов, социального порядка в обществе и очевидно тяготеет к объяснению институциональных процессов через призму экономики. Одной из ключевых теорий, объясняющей процессы стабилизации (установления социального порядка) в обществе, является теория социальных систем и статусно-ролевая концепция Т. Парсонса. Согласно его представлениям, социальные институты выступают комплексом, обеспечивающим стабильность общества как социальной системы посредством норм и ценностей, регламентирующих и определяющих статусно-ролевую структуру социума [21]. При этом важнейшей заслугой Т. Парсонса для развития институциональной теории стало синтетическое осмысление работ М. Вебера, Г. Зиммеля, Э. Дюркгейма, Р. Парка, В. Парето. Общество, согласно теории Т. Парсонса, есть структурированная функциональная социальная система, все элементы которой скоординированы и направлены на обеспечение гомеостатического равновесия системы в целом [22]. Ядром социальной системы выступает «структурированный нормативный порядок, посредством которого организуется коллективная жизнь населения» [22, с. 102], которая базируется на интеракциях в рамках функциональных подсистем (экономической или адаптивной), политической, подсистемы воспроизводства типичного социального поведения, социетального сообщества), ролях, общих ценностях и нормах [22, с. 100]. А наиболее важным для эволюционного развития общества Т. Парсонс считает усиление адаптивных возможностей и социетальную дифференциацию в обществе [22, с. 114]. Теория Т. Парсонса вызвала мощный импульс критики со стороны других социологов, аналитические работы которых в итоге дополнили теорию структурного функционализма, что также можно оценить как вклад Т. Парсонса в развитие социологической науки. Одним из критиков теории Т. Парсонса является Ч.Р. Миллс (принципиально придерживающийся оппозиционных взглядов в отношении работ современных социологов), который считал, что в консервативной теории Т. Парсонса недостаточно конкретно («туманно») описаны институциональные структуры власти, выполняющие распределительные и регулятивные функции, не объясняется специфика социальных конфликтов, отсутствует историческая сравнительная ретроспектива определенного институционального порядка (структуры общества). Он указывал, что «высокая теория» очень сильно тяготеет к оправданию стабильных форм господства» [23, с. 63], а современное общество можно охарактеризовать как стратифицированное общество (массы и властвующая элита)1, основанное на формальной рационализации и обусловленной ею ограничением свободы и невротизации населения [24]. При этом базовым для социолога умением Ч.Р. Миллсу представлялось наличие «социологического воображения» [23], которое позволяет осознать и изучить специфику социальных процессов и сопутствующих конфликтов. Отметим, что неизбежность конфликта для развития общества ввиду неравенства (К. Маркс), биологической или инстинктивной враждебности (Г. Зиммель), потребности в социальном взаимодействии (Р. Парк), господства и навязанного принуждения (Р. Дарендорф), давления властных режимов (М. Хоркхаймер, Т. Адорно) представлена в большинстве классических социологических теорий. Анализируя характер современного общества, М. Хоркхаймер подчеркивал, что противостояние человека давлению властных структур (посредством критического осмысления) обусловлено в том числе потребностью преодолеть «антиличностный» принцип господства. Кроме того, он обратил внимание на нарастание культурного натиска «массовой культуры» и потребительских тенденций [25]. И в этом, безусловно, можно заметить определенную связь между трудами представителей франкфуртской школы и психоанализом З. Фрейда [26]. В дальнейшем Л. Козер (ученик Р. Мертона, который критически рассматривал основные положения структурно-функциональной теории Т. Парсонса) разрабатывает свою концепцию конфликтного функционализма, исходя из понимания конфликта как функционального механизма развития (обновления) и адаптации структур социальной системы [27], и тем самым дополняя теорию Т. Парсонса. Так, Л. Козер отмечает: «основания для конфликтов существуют при любом типе социальной структуры, поскольку индивиды и подгруппы повсюду склонны время от времени претендовать на недостающие им ресурсы, престиж или властные позиции» [27, с. 180], т. е. в его понимании конфликт есть механизм удовлетворения потребностей индивидов. Р. Дарендорф, переосмысливая теорию Т. Парсонса, противопоставлял его положению о стремлении социальных систем к устойчивости и интеграции в условиях социального контроля социальной жизни свою концепцию конфликтного структурализма, согласно которой социальные системы дихотомичны (стабильность versus стремление к перераспределению власти) и стремятся к изменению из-за наличия изначальных противоречий и внутренних конфликтов. Общество же не просто контролирует, а принуждает индивидов к соблюдению установленных норм (тезис о принудительности социальных структур) и реализации социальных ролей господства и подчинения [28]. В связи с этим необходимо отметить актуальность представлений Р. Дарендорфа о обусловленности плюралистичного характера конфликтов дифференциацией интересов индивидов [29, 30]. Ключевой для развития институционализма в этот период стала концепция социального обмена, разрабатываемая Дж. Хомансом и П. Блау. В основе функционирования социальных институтов, по Дж. Хомансу, лежат результаты системы исторически сформированного устойчивого обмена, инициированного психологическими мотивами (в рамках поведенческого аспекта взаимодействия). Тем не менее, несмотря на приверженность бихевиористическому пониманию драйверов развития социальных институтов в обществе и определение их как «устойчивые модели поведения» [31, с. 6], Дж. Хоманс понимает взаимодействие как отношения обмена, обусловленного системой баланса - справедливости «социальной прибыли» (ценности), т. е. прежде всего в экономической интерпретации [32, с. 121]. При этом социальные институты он представляет как прикладные механизмы обеспечения отношений межличностного обмена на основе субъективной мотивации, а следовательно, можно согласиться с оценкой наработок Дж. Хоманса как попытки «реабилитировать модель экономического человека» [30, С. 31]. В отличие от Дж. Хоманса П. Блау рассматривает социальные институты как систему обмена между социальными группами и выделяет в качестве вознаграждения (в рамках процедуры формализованного обмена) деньги, социальное одобрение, уважение и уступки, которые, однако, в ситуации дисбаланса обмена приводят к конфликтам [33]. П. Блау выделяет интегративные (основанные на солидарности), дистрибутивные (распределительные) и организационные (предполагающие общие усилия для достижения общих целей) институты. При этом в основе его классификации социальных институтов лежат «эмерджентные свойства» социальной структуры (ролевые отношения, ценности, нормы и др.), релевантные конкретной институциональной структуре, что определяет характер вознаграждения в отношениях обмена и возможные источники конфликта. Важной для развития институциональной теории явилась разработка нового направления - социологии повседневности П. Бергера и Т. Лукмана, в которой ощущается влияние идей М. Вебера, Э. Дюркгейма, К. Маркса, Дж. Мида, А. Шюца. В своей концепции П. Бергер и Т. Лукман рассматривали повседневность как социальный порядок, поддерживаемый непрерывным процессом социального конструирования реальности на основе знаний. При этом стремление индивидов к формированию идентичности (поиск своего места в обществе, воспроизведение социальных ролей) происходит в процессе перманентной социализации, т. е. освоения социального пространства объективной реальности. Социальные институты, согласно представлениям П. Бергера и Т. Лукмана, базируются на привычных (типичных) действиях и общем лигитимируемом опыте членов общества [34], а их развитие (конструирование новой реальности) во многом определяется спецификой языка (семантической системой общества). Таким образом, в этот период развитие институциональной теории, преимущественно, связывается с анализом влияния новых экономических условий и процессов на специфику функционирования социальных институтов. Труды институционалистов, выступая реперной точкой для кейнсинианской теории, предвосхитили основные постулаты экономистов-кейнсиниастов о необходимости государственного регулирования социальных и экономических процессов конструированием представления о необходимости социального контроля (контроля посредством социальных институтов) за экономическими процессами для обеспечения стабильности общественной системы. В этот период, несмотря на то, что основным вектором научного поиска в русле институциональной теории выступил анализ взаимосвязей на уровне больших социальных групп и институтов (и их влияние на человека), закладываются основы нового осмысления роли личности, свободы воли и индивидуальности для социума. III этап - «новейший» институциональный подход (70-е годы XX века - настоящее время). На данном этапе социальные институты выступают одновременно фактором стабилизации социальной системы и решающим фактором групповой (в том числе профессиональной) интеграции. Это ключевой момент, характеризующий эволюционное значение третьего этапа развития институциональной теории. Необходимо подчеркнуть, что именно в настоящее время, на этапе формирования «новейшего» институционного подхода, повышается значение исторического и социального времен и пространств для эволюционного развития общественных структур. Развитие научной социологической мысли на современном этапе основывается на фундаментальных классических теориях, но новые социальные условия (и обусловленные ими новые социальные проблемы) способствуют формированию новых подходов к осмыслению институциональных феноменов. Среди зарубежных наработок в этой области необходимо отметить вклад в развитие институциональной теории Д. Норта, чья теория объясняет причины и последствия эволюционных институциональных изменений с позиции функциональной необходимости «минимизации трансакционных издержек» [35]. Д. Норт считает социальные институты производными взаимоотношений индивидов, которые через систему ценностных представлений обусловливают мотивацию и специфику поведения человека - «задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия» [36, с. 17]. Так, он отмечает, что «главная роль, которую институты играют в обществе, заключается в уменьшении неопределенности путем установления устойчивой (хотя не обязательно эффективной) структуры взаимодействия между людьми» [36, с. 21]. При этом, по его мнению, специфика социальных институтов детерминирована историей, процессами и траекторией его эволюционного становления [36]. Согласно представлениям Д. Норта, основными факторами институциональных изменений (эволюционного развития) являются сдвиги в структуре относительных цен, обусловленные техническим прогрессом (что влечет изменение правил и норм поведения), и идеология (в его понимании - субъективные модели восприятия и оценивания человеком окружающего мира), определяющая структуру предпочтений индивида. Разделяя позицию Д. Норта в отношении влияния социальных институтов на мотивационную составляющую социальных интеракций, Дж. Бернард и Л. Томпсон понимают институт как сложный механизм норм (формальных и неформальных) и моделей поведения, а социум рассматривают как особое упорядоченное расположение социальных институтов, обеспечивающих взаимодействие отдельных индивидов [37]. Заметим, что отечественные социологи обратились к активному осмыслению содержательного наполнения понятия «социальный институт» в начале 90-х годов XX века, в постперестроечный период. Именно на рубеже эпох (советской и современной российской) вектор научного поиска был задан движением от марксизма к социально-структурному функционализму. Во многом этому способствовало увеличение числа переводных публикаций зарубежных исследователей, обширные социально-структурные трансформации и необходимость их социологического осмысления, открывшиеся новые возможности инициативных исследований. Важными для российской социологии стали работы этого периода, посвященные проблематике социальной структуры общества В.Ф. Анурина, Л.Н. Когана, М.С. Комаровой, Я. Щепаньского, С.С. Фролова, О.И. Шкаратана, М.Н. Руткевича, Г.В. Осипова, Н.И. Лапина, В.И. Староверова, Т.И. Заславской, Р.В. Рывкиной, Ф.Р. Филиппова, В.В. Радаева, З.Т. Голенковой, А.Е. Шаститко и др., однако пристальное внимание к вопросам институциональной теории стало уделяться в отечественной социологии позднее, в конце 1990-х годов. Тем не менее понятие «социальный институт» выступает центральной дефиницией в аналитических публикациях этого периода, посвященных изучению структурных компонентов общества, изменившихся социальных отношений, обострения неравенства, трансформации социальных норм и статусно-ролевых моделей взаимодействия в российском обществе. Так, Г.В. Осипов определяет социальный институт как «ведущий компонент социальной структуры общества, интегрирующий и координирующий множество индивидуальных действий людей, упорядочивающий социальные отношения в сферах общественной жизни» [38]. В.В. Радаев указывает, что социальная структура общества есть «качественная определенность общества, поэтому изменение первой выражает коренной, качественный сдвиг во втором» и «структура социального объекта обеспечивает необходимую устойчивость в функционировании взаимосвязанных социальных элементов (т. е. групп и институтов), позволяющих накапливать количественные изменения вплоть до момента, когда наступает историческая необходимость структурных сдвигов в обществе» [39]. При этом в более поздних его публикациях социальные институты выступают «конфигурациями систем действия, которые конструируются акторами, способными к мобилизации ресурсов и преодолению исторически сложившихся ограничений» [40]. В определении М.С. Комаровым социальных институтов как «ценностно-нормативных комплексов, направляющих и контролирующих действия людей в жизненно важных сферах (экономике, политике, культуре и др.)» [41, с. 195] прослеживается схожее понимание функций. При этом он отмечает наличие в структуре институтов «целостной системы стандартизированных образцов поведения, т. е. ценностно-нормативной структуры» [41]. И.А. Шмерлина отмечает, что социальные институты являются «главной загадкой и проблемой социологии», а сами институты рассматривает как «специфические социальные структуры, которые регулируют отношения людей, не связанных ситуацией непосредственного взаимодействия». При этом указанные структуры возникают как форма властной формализации конкурентной борьбы за ресурсы [42]. Природа же социального института как «семантической системы, за которой стоит система отношений реального мира» [43, с. 83], по ее мнению, ближе к идеальной конструкции «реальности «особого рода». И.А.Шмерлина и выделяет четыре типа такой реальности: нормы права, установки обыденного сознания, повседневные статусно-ролевые практики и организации [42]. Анализируя современные представления о природе социальных институтов, И.А. Шмерлина указывает на существование нескольких «концептуальных линий, вокруг которых формируется релевантное поле данной тематики». Это рассмотрение социальных институтов как продукта культурно-исторического развития, их психологическая укорененность и связь с повседневной (внесознательной) рефлексией, представленность в нормативно-правовых нормах и организационных структурах, а также изучение идеализирующей природы институциональных фактов и специфики поведенческих аспектов институциональной реальности [43]. В настоящее время научная полемика о природе социальных институтов и факторах, детерминирующих их эволюционное развитие (деградацию) в среде социологов получила дополнительный импульс силы, связанной с рекурсивными волнами социально-экономических кризисов, тенденциями глобализации и цифровизацией социального пространства. И на этом фоне вновь актуализируется аналитическое осмысление природы социальных институтов в русле дюркгеймовской идеи аномии и парадигм социального конфликта. К примеру, на взгляд М.Ф. Черныша, наиболее эффективным подходом для осмысления новых социальных проблем и противоречий современности является марксизм, поскольку он «продуктивно развивался в течение всего прошлого столетия, трансформируясь вровень с изменениями в обществах» [44]. Необходимо признать, что все чаще в современной социологии социальные институты рассматриваются как механизмы обеспечения социального контроля, снижения социальной напряженности [45-48], что очевидно пересекается с представлениями Э. Дюркгейма о роли социальных институтов в условиях аномии. Тем не менее, отечественная социологическая мысль все больше внимания уделяет повседневным практикам как механизмам институциональной регуляции [42], а развитие общества как социальной системы все чаще «сводится к эволюции социальных институтов» [49]. Не случайно в современной ситуации ряд исследователей центрируют свое внимание на результатах влияния социальных институтов (в том числе латентных) на общество, в частности специфике процессов стандартизации социального поведения под влиянием институциональных структур, которая существенно отличается от аналогичных процессов на более ранних этапах [50]. Таким образом в рамках институциональной теории социальные институты рассматриваются как: ♦исторически сложившиеся устойчивые, самовозобновляющиеся виды социальных взаимодействий; ♦механизмы обеспечения (гарантии) удовлетворения жизненно важных потребностей человека; ♦устойчивые структуры ролевых и социально-статусных моделей; ♦фактор устойчивости жизнедеятельности личности; ♦приспособительное устройство общества, регулируемое социальными нормами, традициями, обычаями, законами; ♦система регулирования общественных отношений; ♦инструмент социального контроля; ♦совокупность людей и социальных (формальных и неформальных) организаций; ♦система взаимодействий, релевантная существующим интересам социума; ♦совокупность обычаев, традиций и правил поведения; ♦механизм трансформации конфликтных феноменов в социально приемлемые интеракции; ♦ценностно-нормативный комплекс; ♦обособленный (автономный) комплекс социальных действий, направленных на выполнение специальных задач, проблем, удовлетворения определенных потребностей людей. Исходя из вышесказанного, сконструируем интегрированное понимание социального института на современном этапе: это ведущий компонент социальной структуры, обеспечивающий удовлетворение релевантных потребностей и устойчивость специфичных взаимоотношений и ролей посредством выработки и адаптации ценностно-нормативных представлений к изменяющимся условиям социального пространства и среды. Подводя итог обсуждению, необходимо отметить, что настоящее и будущее связаны исторической непрерывностью, развивающейся целостностью социальных институтов. Социальные изменения определяют изменения в обществе во времени и являются индикаторами в понимании исторических перемен. Так, на первых этапах развития институционального подхода к изучению общества формируется представление о пяти базовых социальных институтах, которые обеспечивают стабильность социальной системы: семье, государстве (политике), экономике (производстве), образовании, религии. Несмотря на закономерный научный интерес, до современного этапа в качестве базового социального института медицина не рассматривалась. Также очевидно, что научные наработки в этом направлении соответствуют объективной потребности развития институциональной теории.

About the authors

A. V Reshetneykov

The Institute of Sociology, Psychology and Humanities of The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education "The I.M. Sechenov First Moscow State Medical University" of Minzdrav of Russia

Email: niisocmed@mail.ru
the RAS academician, doctor of medical sciences, professor, the director of the Institute of Sociology, Psychology and Humanitarian Sciences of the Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education "The I.M. Sechenov First Moscow State Medical University" 119991, Moscow, Russia

References

Supplementary files